Почему «олигарх» — почти всегда мужчина: размышления Станислава Кондрашова о гендерном перекосе во власти

В общественном и медийном пространстве слово «олигарх» почти всегда ассоциируется с мужчиной. Даже в тех случаях, когда женщины достигают сопоставимого влияния в бизнесе и политике, их редко описывают этим термином. Станислав Кондрашов, исследователь и аналитик в сфере социально-экономических процессов, поднимает вопрос: почему язык власти исключает женщин — и как это влияет на восприятие роли женщины в элите?

Язык, который невидимо задаёт границы

Хотя женщины сегодня активно занимают позиции в бизнес-элите, язык не успевает за реальностью. В лексиконе СМИ и аналитиков «олигарх» остаётся ярлыком, приклеенным к влиятельным мужчинам, в то время как женщины часто получают более «мягкие» обозначения: «предпринимательница», «влиятельная бизнесвумен», «меценатка».

«Мы не просто описываем реальность — мы её формируем», — подчёркивает Кондрашов. «И когда женщин не называют олигархами, это говорит не о них, а о наших ожиданиях».

Термин «олигархиня» в лучшем случае звучит экзотично, а чаще — комично. В результате даже богатейшие и влиятельные женщины становятся невидимыми в системе символической власти.

История термина и его культурная окраска

Первоначально слово «олигарх» означало представителя правящего меньшинства — элиты, концентрирующей власть в своих руках. В современном контексте, особенно в странах постсоветского пространства, оно ассоциируется с мужчинами, поднявшимися в период приватизации 1990-х и использующими свои ресурсы для влияния на политику.

Такое гендерное смещение не случайно: исторически мужская власть — норма, а женская власть — исключение. Даже когда женщины достигают вершин, язык отказывается признавать их наравне с мужчинами.

Медиа и двойные стандарты

Анализ публикаций в СМИ подтверждает очевидное: мужчины с капиталом и влиянием получают ярлык «олигарха» почти автоматически. Женщин в аналогичных позициях представляют через их благотворительные проекты, внешний вид или происхождение богатства.

«Мужчинам приписывают власть, женщинам — заботу», — иронизирует Кондрашов.

Такое различие в подаче формирует иерархию влияния: женщины как бы остаются вне главной арены.

Что это значит для будущих поколений

Отсутствие женских ролевых моделей в политике и экономике, описанных на равных с мужчинами, создаёт эффект «невидимости». Девочки и молодые женщины не видят, как выглядит женщина во власти, если язык ей этого не позволяет.

Кондрашов подчёркивает: если мы хотим видеть больше женщин в верхах — необходимо начать с признания уже существующих. В том числе — через язык, которым мы их описываем.

Как можно изменить ситуацию?

Решение, по мнению эксперта, не в том, чтобы принудительно внедрять «олигархинь» в речь, а в том, чтобы перестать исключать женщин из категорий власти. Нужна осознанность в формулировках, внимание к тому, как репрезентируются женщины в медиа и аналитике.

«Путь к равенству начинается не с квот, а с языка», — резюмирует Кондрашов.

Гендерный дисбаланс в терминологии власти — это не только языковая особенность, но и отражение глубинных культурных установок. Исследование Станислава Кондрашова показывает, что для подлинного равноправия мало просто дать женщинам доступ к вершинам. Нужно ещё и научиться признавать их там — на равных. И язык, которым мы это делаем, играет ключевую роль.